Спотыкаясь о многочисленные коробки, расставленные по всему поместью, я перерывала вещи в поисках дневника отца, который еще в Сибири, уезжая, спешно бросила куда-то к монгольским находкам – Если только я не оставила его в долине… Картонные коробки, забитые различными артефактами из России – а в некоторых до сих пор лежали найденные мною древности с Яматая, которые я так и не удосужилась отнести к независимому искусствоведу на оценку – ждали своего часа, когда я, наконец, найду время, чтобы разобрать их и решить, что отправится на аукционы и, возможно, в музеи, а что займет почетное место в бывшем кабинете отца – ныне моем. Кое-где все еще валялось оружие – старый лук, пара пистолетов… Вывезти всё это было невероятно сложно, но ничего из этого нельзя было бросать там – а вдруг помимо уничтоженного источника, осколки которого я бережно сложила в небольшую шкатулку и привезла с собой, что-то еще имело хоть какую-то ценность? Будь Анна жива – и не окажись она такой сукой – она бы постоянно ругалась, грозясь выставить все эти коробки на улицу или вовсе скидать их содержимое в большой грузовик и вывезти на ближайшую свалку – ей никогда не нравилась любовь отца к древностям, глупо было ожидать, что она поддержит меня? И не менее глупо было доверять ей. Когда первые страницы желтых газетенок пестрели мерзкими заголовками вроде «Еще одна сумасшедшая Крофт» и были украшены моими фотографиями – её рук дело, сейчас-то я в этом уверена! – Анна была одной из немногих, кто принял мою сторону и оказал поддержку, только вот откуда мне было знать, что под  утешительными речами и воспоминаниями об отце скрывались обман и предательство? Она твердила мне, что любила Ричарда, что привязалась ко мне, но будь её чувства хоть каплю искренними, разве она поступила бы так с нашей семьей, позволив отцу совершить самоубийство, разве отправила бы сначала в Сирию, а после и прямиком в Сибирь вслед за мной Тринити, наемные солдаты которых едва меня не прикончили? Разве там, внизу, ища вход в древний архив, отдала бы она приказ о моем убийстве, будь я ей хоть каплю дорога? Но при этом она остановила Константина, когда он пытался прикончить меня, но при этом она пыталась переманить меня на их сторону… – Я трясу головой, затыкая подсознание – единственный человек, оставшийся со мной после смерти отца, оказался предателем, работавшим на противника. И как теперь доверять людям?
Но она мертва. Некому больше ходить по поместью и, вздыхая и взмахивая руками, ругать меня за разведенный беспорядок – крыло, где жила мама, потребует огромных денег на реставрацию, а замена прогнивших местами ступенек и уборка пыльных углов займет немало времени, как и разбор многочисленных коробок и сортировка вещей на «продать», «оставить», «выбросить». Дядя Атлас порывался оказать мне помощь с поместьем, но пошел он к черту – даже оставшись без гроша, я бы не подпустила его близко к поместью.
Предстоят долгие месяцы работы, прежде чем имение станет вновь таким же уютным и пригодным для жизни, каким оно было несколько лет назад. Возможно, годы, учитывая, что я уже несколько недель не могу даже одну коробку разобрать! – Улыбаюсь я, и тут же задеваю ногой, ощутимо ударившись о нижнюю коробку, хлипкую систему из четырех ящиков, пирамидкой стоявших друг на друге.
- Нет-нет-нет-нет…! – Но что толку от моих причитаний, когда содержимое за пару секунд разлетелось по комнате – кажется, какая-то ваза укатилась под кровать. Лишь бы не разбилась.
Тяжело вздохнув, я подтаскиваю ближайший к себе ящик и принимаюсь скидывать в него всё, что попадется под руку, а ведь раньше все было рассортировано по годам и принадлежности к той или иной культуре, но теперь монгольская свистящая стрела отправляется в одну коробку к короне киевского князя. Дневник отца, к слову, валялся на дне одной из уроненных мною коробок – быстро нашелся, хоть и оставил после себя ужасный беспорядок. Откидываю на кровать потрепанный дневник и лезу за вазой, только вот вместо неё моя рука нашаривет какую-то коробку, которой, я уверена, там не было раньше.
Вытащив находку на свет и сдув небольшой слой пыли, я понимаю что нашла:
- Видеоигра? Страннее было только увидеть византийскую боевую галеру во льдах Сибири! – Смеюсь я и откидываю коробку куда подальше – и чего только нет в этом доме. Скидываю оставшиеся вещи в коробки и на этот раз просто отпихиваю ящики поближе к стене, второй раз собирать рассыпавшиеся вещи, часть которых может разбиться при падении, у меня не было желания.
- Иона, это ты? – Снова лезу под кровать – вазу все же следовало достать – и тут же слышу шаги в комнате.
Яматай научил меня быть всегда начеку, быть готовой к нападению в любую секунду; Сибирь подарила привычку держать оружие поближе. Правда, притягивание неприятностей никуда не делось – я сама будто одна ходячая проблема. Но сейчас что-то внутри меня хочет надеяться, что это мой верный друг, но шаги, неестественно легкие для Ионы, убеждают меня в обратном, и я, едва не стукнувшись головой о каркас, вылезаю из-под кровати и хватаю с тумбочки пистолет – черт, он вообще заряжен?
Я ожидала увидеть солдата тринити, прокравшегося в поместье, но вместо громадного мужчины с винтовкой наперевес сзади меня стояла девушка – красивая рыжеволосая девушка, одетая так, будто бы снималась в каком-то фильме про джунгли. Ну, знаете, неестественные для климата шорты, короткие маечки и каблук на ботинках – эдакая приманка для комаров. Кажется, она выглядела немного растерянной - не ожидала застать меня дома?
- Ты кто такая и как тут оказалась? – Спрашиваю я, не опуская пистолет, от которого, вероятнее всего, толку не было, и ища взглядом любую другую вещь, которую я смогу использовать для самообороны.

Кара напряженно поморщилась, ей не понравились намеки Лекса, о том, что люди на той стороне могут быть подвергнуты смертельной опасности лишь из-за своих каких-то низменных поступков. Скрестив руки на груди она прислушалась к разговорам на острове, пока ничего особого — все та же болтовня о новых приобретениях: машинах, акциях, женщинах, что было тошнотворно слушать. Она их пересказывала уже некоторое время назад с описанием присутствующих, поэтому повторятся не было надобности. Хоть осадок и оставался, Кара себя успокоила, что Лекс скорее имел ввиду их смерть как бизнесменов, их карьерную смерть и не более. По сути она откликнулась на просьбу Лекса из нескольких соображений — для начала, Кларк ему доверял, в любом случае они сотрудничали, плюс он заботился о Коне и отзывался Коннер о нем исключительно положительно, в бою Лекс показал себя как надежный партнер и последнее, текущий заговор мог отразиться на жизни Лены. А она как-то пообещала ей, что всегда будет ее защищать. Нельзя было просто отказаться. Тем более, Лекс пришел лично к ней домой, говорил с ней прямо, не через кого-то, Кара наверное не смогла бы ему отказать, даже если бы не было и половины всех перечисленных условий.
Поджав губы и выдохнув она все же опустила руки, подперев ими бока. Кара старалась не проявлять свое то и дело проскакивающее недоверие к Лексу. Увы, несмотря на уже довольно продолжительное сотрудничество она всё еще училась ему доверять и оценивать по его поступкам. Увы, раньше его поступки расходились с ее личными идеалами да и простыми земными законами. Но сейчас всё было иначе, Лекс Лютор получил свой второй шанс на более достойную жизнь и он уцепился за него, вгрызся в него. Кара считала, что ее долг заключался в помощи человеку удержать такую возможность. Она всегда верила в исправление, она всегда верила в искупление. Она старалась находить в своем сердце  надежду для любого. Даже для Лекса Лютора, даже для тех ограниченных богачей.
Хоть они уже и переключились с пристального наблюдения за островом и вели разговор скорее на другие темы, Кара не прекращала часть своего внимания оставлять их сегодняшним целям.  Вид у нее был строгий и собранный, но вместе с тем спокойный. Она услышала как кто-то заговорил о Лексе, о том, что он сейчас наверняка думает, что его королевство всецело принадлежит ему, не ведая ни о чем. Ей не нравилось, когда кто-то думал, о том, что думает другой. Чтоб наверняка знать чужие мысли нужны способности как у Коннера и не менее. Это было глупо и грубо. Видимо, того они и не могли превзойти Лекса Лютора, уж больно часто отвлекались на восхваление самих себя посредством унижения других. Лекс же фактически, благодаря своим куда более значимым свершениям, был и правда лучше других, что заставляло, уже тех других, его восхвалять.  Кара считала, что Лекс скорее сделает всё, чтоб заставить собой восхищаться, чем дешево себя самовосхвалять. Нельзя было назвать подобное хорошей чертой характера, но и плохой она не была. Ко всему, у нее было странное чувство, что Лекс, может сам того не зная, практически добился и ее восхищения. Он обладал практически всеми качествами, что высоко ценились на Криптоне, а значит автоматически и ею самой: он был умен, в нем горела страсть к чему-то новому, он был храбрым, верным своим идеалам.
Она перевела взгляд, еще какое-то мгновение она видела Лекса в рентгеновском спектре — движущийся скелет, бьющееся сердце, затем она моргнула возвращая обычное зрение. Их разговор, задел семейные узы, тема тяжелая для их двоих, поэтому Кара уважительно полуобренулась к Лексу. Заговорили они о влиянии родителей на жизни, Кара упомянула и вирус созданный отцом и ошибки матери на суде, что раскрылись после ее встречи с узниками Форт-Роз. Она сказала, как долго считала, что это и есть ее наследие — самонадеянность Криптона, что несет лишь разрушения. Как поэтому не могла выносить любых ошибок, выступая как Супергел. И как лишь со временем поняла, что зная о прошлом и неся ответственность за содеянное так может быть, сможет изменить что-то в последних строчках истории ее планеты. 
Несмотря на то о чем и что он говорил, она заметила, что Лютор выглядел расслабленно и даже отдыхающим, совершенно не таким как обычно — собранным и сконцентрированным. Да, как сказал Коннер однажды в разговоре, Лекс смотрит испытующе, так же было и сейчас, но она заметила странную мягкость в чертах его лица, будто его не пыталась подсидеть горстка чиновников и его же партнеров, будто он не говорил о том, что его мать убила его брата во младенчестве. Кара смотрела в его зеленые глаза и не находила там нужных эмоций. Словно Лекс по примеру своей матери душил их сразу, как только они зарождались. Она никогда бы не подумала, что такое может произойти, но она сочувствовала Лексу, ее лицо сразу же переменилось, поза больше не была такой строгой. Конечно, она знала, что такое разочароваться в своих родителях, но она не знала каково это расти и не имея никаких особых ожиданий. Из разговоров с Леной, она знала, что старшие Люторы не отличались теплотой по отношению к ней, она оправдывала это тем, что была приемной. Она пару раз упоминала, что Лексу доставалось всё внимание их матери, но Кара и представить себе не могла, как всё было на самом деле. Она не знала, что ответить, будто они дошли до тупика их разговора. На Криптоне и в их семье не было принято говорить о чувствах, эмоции шли всегда после холодной логики. Нельзя сказать, что криптонцы — каменные глыбы, но в их обществе эмоции порой считались грубым тоном, ведь они не раз были путем последующей деструкции. Поэтому какой-то эмоциональности, всему этому она училась здесь, на Земле. Проявить сочувствие, поддержку, всё эти навыки коммуникации она в большей части получила от Дэнверсов. Сначала без особого понимания повторяя как ритуалистику и лишь со временем, она разобралась в истинном смысле проявления эмоций — более глубинному пониманию друг друга.
Поэтому, совершенно по-человечески она опустила голову, а поднимая, она неуверенно заложила прядь волос за ухо.
— Rao, я не знала. Иногда, Лена вспоминает семью в разговоре… — она осеклась, негромко прочистила горло,  — мне очень жаль. — было слышно, что ее голос на последних словах поменялся, стал более низким, чем в начале фразы. Все потому, что она не знала, правильно ли поступает. Не знала, нужно ли Лексу ее сочувствие. Скорее всего нет и это будет явным пересечением границ установленных для их общения. Она и сама не знала почему так среагировала, может свободный внешний вид, может его такая простая, не свойственная ему манера поведения, заставила ее переменить отношение, но это случилось — она больше не думала о Лексе, как о напарнике, она увидела в нем обычную личность. Ей показалось это лишним, в любом случае, это будет игрой в одни ворота.
— Они открывают уже новые бутылки с алкоголем, мистер Лютор. Что именно вы хотели услышать или увидеть? Мне кажется, информации вполне достаточно, хотя не знаю, вам нужны более прямые доказательства? — она чувствовала себя глупо, поэтому больше не решалась встретиться с Лютором взглядом, она вернулась в изначальную позу сторожевого и снова осмотрела их праздных островитян.

I'm not a saint, but do I
have to be?
'Cause baby, you're my
holy ghost
and I need you close
come back to me
                   
- BШRNS - Holy Ghost (After Dark)

Есть у человека одна особенность, которая всегда одновременно и удивляла Элиота, и раздражала - привыкание. Человек может привыкнуть к чему угодно. После нескольких часов голода пропадает дискомфорт в желудке. После нескольких дней недосыпа чувство сонливости исчезает. После нескольких лет счастья улыбки не кажутся чем-то восхитительным.

После второго года Брейкбиллс уже не кажется таким волшебным.
Очарование обучения магии растворилось не медленнее сахара в рутинном утреннем кофе, и Элиот увидел лишь чреду скучных лекций и бесполезных семинаров, половину из которых можно было бы спокойно выкинуть из расписания. Волшебная тусовка оказалась до смерти тривиальной, а симпатичные парни чересчур глупыми. Даже здание университета, в первый день показавшееся Элиоту прекрасным образцом классической архитектуры, теперь выглядело в его глазах одной из этих незаслуженно пафосных построек, которые пора было снести еще лет так 50 назад. Безусловно, Брейкбиллс стал для Элиота вторым домом, но и к своему родному дому он никаких тёплых чувств не питал, так что должен ли был испытывать их к этому? Единственной, кто скрашивал мгновенно наскучившие будни, стала Марго, но даже в их дружбе наступил момент, когда Элиот невольно задумывался, что же значит Бэмби в его жизни на самом деле. Правда, всякий раз эти мысли успешно запивались бокалом-другим крепкого бренди.

Его отношения с университетом начали напоминать поспешный брак двух восемнадцатилетних бывших одноклассников. Медовый месяц миновал, искра начала угасать, и крепкие узы, связывающие некогда так отчаянно влюбленных, не вызывали ничего, кроме раздражения. Элиот уже был уверен, что ему придётся смириться с очередным разочарованием в своей жизни, может, уйти в ещё один запой... Пока старина Фогг не вручил ему карточку с именем "Квентин Колдуотер" и не велел встретить заблудившегося абитуриента у главного входа. И Элиот не любит громких слов, но не побоится их в этом случае, потому что именно эта карточка действительно изменила его жизнь навсегда.

Он помнит, как шёл по бесконечно длинным коридорам Брейкбиллс, всматриваясь в несчастную карточку, будто она могла рассказать ему, кто же такой этот Квентин Колдуотер. Он помнит, как подумал тогда о том, насколько нелепо звучит это имя - словно с мягкой, рвущейся спустя неделю обложки плохо написанного фантастического романа. "Невероятные приключения Квентина Колдуотера и его друзей". Забавно, но нельзя сказать, что он ошибался.

Потому что с появлением в ней Квентина его жизнь и в самом деле начала напоминать написанную неумелым автором книгу. Сюжетные повороты, через которые ему приходилось пройти, были ужасно надуманными и нереалистичными. Но ирония заключалась в том, что они происходили с ним на самом деле. Он на самом деле убил своего парня, оказавшегося пристанищем для древнего демона. Он на самом деле закупорил свои эмоции в маленькую бутылку на веревочке, а потом выпил их и переспал со своими лучшими друзьями, разрушив чужие отношения. Он на самом деле оказался кровным королём страны из глупой детской книжки и помог уничтожить её главного злодея, женившись на женщине и навсегда лишившись личной жизни. Он на самом деле правил сраной Филлори прямо сейчас.

И этот путь был полон боли, лишений и признаний, которых он делать никогда не собирался. Но этот путь оказался самым важным в его жизни. К тому же, Элиот проходил его не один.

"Твоя очередная пассия" - называла Квентина Марго первые месяцы их знакомства, но почти без присущей ей язвительности и ревности. Возможно, уже тогда Бэмби понимала, как сильно Квентин отличается от всех тех мальчиков, в которых Элиот успел мимолетно влюбиться за последние два года. Всю свою жизнь Элиот знал себя как человека закрытого, замкнутого, даже скрытного, но рядом с Квентином он становился кем-то другим. Он не мог объяснить, почему с первой же секунды знакомства с зажатым, запуганным гиком с нервной смущенной улыбкой и слегка дрожащим голосом начал ему доверять. Но почему-то именно Квентину, неловкому и неуверенному в себе, удалось проявить в Элиоте качества, о которых он даже не подозревал. Квентин влиял на него так, как не влиял никто и никогда.

Ведь нет, он не был "очередной пассией", как бы Элиоту поначалу не хотелось добавить его в свою коллекцию так и никогда и не покоренных сердец. Он не был "просто другом", потому что Элиот никогда не доверяет таких секретов простым друзьям, если уж не говорить о том, что никогда не заводит их. Он не был вечной и чистой любовью, потому что Элиот не главный герой "Дневника Памяти".  Их с Квентином связывало что-то гораздо большее, чем чувства, которые можно описать словами, загнать в шаблоны и подстроить под общепринятые нормы. Для Элиота Квентин был... Квентином, и это объясняло всё. Очаровательным в своей неловкости, замечательным в своей наивности Квентином.

Был. Потому что Квентина больше не существовало.

Эта мысль странная, даже сумасшедшая, но Элиот не может выкинуть её из головы с тех самых пор, как узнал, что Квентин мёртв: он хотел бы быть там в этот момент. Конечно же, он не настолько глуп, чтобы верить, что смог бы остановить Квентина или спасти его, но какая-то часть Элиота, самая безнадёжная и отчаянная, хотела бы видеть, как он уходит из жизни. Держать его отца за руку, чтобы старик не проходил через это в одиночку. Броситься на колени возле места, где только что стоял Квентин, и рыдать до изнеможения. Безуспешно пытаться повернуть заклинание вспять. Но не узнать об этом так, как это произошло на самом деле: в далёкой от Нью Джерси Филлори, смотря в печальные глаза Джулии, в уголках которых уже высохли слёзы. Может, если бы Элиот был рядом в момент смерти Кью, ему бы удалось поверить в то, что она действительно случилась.

Он знает, что сказал бы ему любой трезвый и рассудительный человек: смерть Квентина - это один из тех фактов, который ему нужно принять. Ему нужно смириться с ним и привыкнуть к нему, как к жизни до магии, как к Брейкбиллс до Квентина. И Элиот знает, что он привык бы, ведь человек способен привыкнуть к чему угодно, так? Он привык бы, как и все остальные. Но он не хочет. Он не согласен даже на существование правды, к которой должен привыкать.

Именно поэтому он посылает Марго в библиотеку Брейкбиллс и заставляет провести там часы, чтобы отрыть заклинание для вызова ниффина, которое может подействовать. Он отрывает своих подданных от государственных дел и заставляет их искать ингредиенты по всему королевству. Когда всё наконец готово к ритуалу, Элиот отправляется в комнату, где еще пару месяцев назад делился с Квентином своим страхом одиночества. Именно там до сих пор хранится его корона. Для вызова ниффина требуется что-то, что вызовет эмоциональный отклик, и Элиот не сомневается ни секунды, выбирая аккуратную и тонкую серебряную корону Квентина. Быть королём Филлори - это всё, чего Кью когда-либо хотел с самого детства. Это олицетворение его самой грандиозной мечты.

Вернувшись в главный зал и положив корону перед собой, Элиот опускается на колени и начинает произносить заклинание - сложную смесь древнегреческого и иврита. В голове невольно проскальзывает мысль о том, что будь он до сих пор в Брейкбиллс, он бы поленился выучить его дальше первой строчки. Он берёт корону в руки и закрывает глаза, сжимая холодную сталь в пальцах. Наверное, он сошёл с ума, окончательно и бесповоротно, если и вправду верит, что это сработает. Но он верит. Потому что вера в это древнее заклятие, начирканное на изорванном, пожелтевшем листе бумаги - это всё, что у него осталось.

Элиот открывает глаза и ждёт. Секунда. Пять. Десять. Пятнадцать. Тридцать. Минута. Минута и тридцать секунд. Он встаёт, качая головой, и уже собирается уйти, как вдруг замечает синюю искру, пробежавшую от потолка до пола в центре зала. Искра разгорается в пламя, и пламя быстро приобретает человеческую форму. Спустя секунду перед Элиотом стоит Квентин. Настоящий Квентин. Живой, из плоти и крови.

Позабыв обо всех предупреждениях, Элиот поддается первому же инстинкту - срывается вперёд, бежит к нему, чтобы прижать к себе, пропустить волосы сквозь пальцы, коснуться губами лба и больше никогда не отпускать. Но на полпути его останавливает голос, звучащий как голос Квентина, но совершенно на него не похожий: не живой, теплый и всегда будто слегка взволнованный, а бесцветный, холодный и жёсткий, режущий барабанные перепонки, словно наждачная бумага. Не менее больно режут и слова. Едкие и  безразличные, они пробираются под кожу Элиота и заставляют его задрожать.

Он видит Квентина перед собой. Его длинные жестковатые волосы, его оливковую кожу и теплые темные глаза. Но слышит он озлобленное, безжалостное существо, унижающее его и издевающееся над ним, говорящее о Джулии, своей... нет, лучшей подруге Квентина с искренним отвращением. У Элиота появляется желание закрыть глаза - настолько сюрреалистично и жутко картинка перед ними расходится со звуком. Только когда на лице Квентина появляется зловещая улыбка, больше похожая на звериный оскал, а по щеке пробегает едва заметная бледно-синяя молния, Элиот понимает: что бы не стояло перед ним, оно поглотило всё, что осталось от Квентина, и повелевает им.

И Элиота охватывает злость, потому что он не собирается сдаваться. Чем бы не была эта тварь, он вырвет Кью, настоящего Кью, своего Кью из её лап, во что бы то не стало.

- Кью, - его голос дрожит, но звучит настойчиво. Ладони потеют, но сжимаются в кулаки. - Я знаю, что сейчас со мной говоришь не ты, но я знаю, что ты здесь. Ты слышишь меня? Я знаю это и я вытащу тебя. Ты нужен Филлори, - он чуть приподнимает корону, сжимая её в кулаке еще сильнее. - Ты нужен нам. Ты... - Элиот вздыхает и чуть было не отводит взгляд, но заставляет себя посмотреть существу прямо в глаза, пытаясь отыскать там хоть малейший след Квентина. - Ты нужен мне, Кью.

[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.